Глава 10

  • 5
  • 0
  • 0

 Очень часто, шествуя по коридорам королевского замка, огибая коварные лестницы-ловушки, в которых регулярно застревал сумасшедший братец короля, Уриен Мори вспоминал свой родной дом.


Что-то было общее между королевским замком и домом его отца, не в строении, нет! В духе, в самом духе комнат и коридоров, в переходах и отблесках свечей, освещающих тёмные залы, мимо которых быстрым шагом проходил граф.


Что-то общее между королевским замком и его собственным домом…вернее, тем, во что превратился его дом шестнадцать лет назад.


Уриен Мори рос в счастливой любящей семье. Мать – тихая женщина, преданная своей семье, кроткая и богобоязненная, обожающая вышивать гобелены с семейным гербом и древесные узоры, которые, казалось, вот-вот оживут, которых, кажется, можно коснуться рукой и ощутить тепло древесины. Отец – храбрый смельчак, воин и рыцарь Утера Пендрагона, балагур в пронзительно ярких одеяниях, человек с мелкой сеткой морщин вокруг глаз от частых улыбок…


А потом пришла беда. Уриену Мори было шестнадцать лет, когда его отец не вернулся с поля битвы. Отправленный с отрядом новобранцев расчищать границу Южного перевала от саксонских наёмников, он попал в ловушку.


Мать билась в истериках, каких-то тихих, каких-то дрожащих. А Уриен Мори был вынужден вовлечься в дела своих земель. С удивлением он выяснил, что его мать понятия не имеет о положении дел в подвластных Мори территориях. Уриен вызвал к себе управляющих, углубился в документы и понял две вещи: он не знает, как взять власть в свои руки и навести порядок, и воровство в этой земле процветает.


Страшные недосчёты, нехватка ресурсов, исчезновения целых кладовых зерна. Куда там было юноше справиться?


Уриен отправился к Утеру, тот поскорбел вместе с ним немного и, выяснив цель приезда наследника знатной фамилии, велел взять себя в руки, не позорить имя отца, стать мужчиной и навести порядок в своих землях.


Уриен вернулся домой и пытался справиться. Он лично пересчитывал добытое и проданное, но всё равно что-то вечно не сходилось, не получалось и неизвестно, чем кончилось бы дело, если не появился бы Багдамаг де Горр – давний друг отца Уриена.


Он приехал к осени, когда вовсю шёл сбор урожая и Уриен носился по всем деревням, пытаясь за всем уследить и помочь. Понаблюдав за действиями юноши, Багдамаг сам принялся наводить порядок железной рукой. Приведя дела в приемлемый вид, он отправил к Уриену своего управляющего и постепенно дела графства пошли на лад.


-Я благодарен вам, принц де Горр, - Уриен склонился в поклоне перед Багдамагом в вечер прощания. – Если вам когда-нибудь понадобится моя помощь, я не задумываясь сделаю для вас и вашей семьи всё, что будет в моих силах.


Багдамаг, удивительно чуткий к чужому горю, и удивительно чёрствый по отношению ку горю собственного сына, приветливо улыбнулся и похлопал Уриена по плечу:


-Твой отец поступил бы также и с моим…сыном. Жаль только, что мне достался славный юноша, а ему – дурной и безнадёжный мальчишка!


Уриен смутился. Он непонимающе всмотрелся в лицо своего благодетеля и попробовал сгладить ситуацию:


-Я уверен, ваш сын достоин своего отца.


-Мальчишка убил своим появлением на свет мать, - презрительно отозвался Багдамаг. – Чего ещё от него можно ждать, кроме ничтожества? Иногда я думаю, что он и не мой сын.


Уриен позже много думал об этом разговоре. Вспоминал, бывая в землях де Горра, и натыкаясь на Мелеаганта – мальчика девяти лет, который отличался страстью к книгам. Когда Мори увидел Мелеганта в первый раз, то поразился тому, как легко тот переходит с языка на язык в беседе со своим учителем философии. Сама философия никогда Уриену не давалась, ровно как всеобщая история, ораторское искусство, словесность и поэзия. Он продирался с трудом сквозь заросли путанных и изобилующих символизмами строк, через образность, а Мелеганту это давалось легко.


-Сколько ты знаешь языков? – не выдержал Уриен, пока прогуливался по саду с девятилетним мальчиком в ожидании Багдамага.


Мелегант на мгновение задумался и спросил:


-Родной язык считать тоже?


-Да, - кивнул Уриен, чувствуя, что ответ его совсем не устроит.


-Родной, греческий, латинский, немного читаю на валлийском, начал учить лепонтийское наречие. А Мерлин обещал выучить разговорному друидскому.


-Зачем тебе столько языков? – удивился Уриен, обалдевая. Сам он знал только «торговые» наречия, несколько фраз из языков купцов, не более семи-восьми с каждого.


-Я люблю читать, - просто отвтеил Мелегант, серьёзно, не по-детски серьёзно глядя в глаза Уриену. – А на нашем родном языке написано не так много.


-Я думаю, ты будешь хорошим продолжателем дела отца, - искренне вдруг сказал граф, давая себе мысленную клятву помочь ему в будущем. Стать союзником.


-Не приведи боги! – Мелегант расхохотался. И ответил на изумление Уриена. – Мой отец - плохой тактик. Его методы неоправданные и решения, нередко, абсурдные.


-Ты ещё мал, - напомнил Уриен, который был о деяниях Багдамага достаточно высокого мнения.


-Это значит, что я не имею слуха и зрения? – усмехнулся, как-то слишком темно и жутко Мелегант, что-то странное, похожее на страх, проскользнуло в душе Уриена и он успел подумать, что Мерлин –советник Утера Пендрагона, друид и хитрец всея Камелота не стал бы учить наследного принца де Горра просто так…


-Мой отец, - продолжал Мелегант спокойно, - не имеет представления о том, что его жизнь конечна. Он заключил на одном себе весь процесс контроля над землями. Случись что – земли


ещё по запущенному процессу проживут около месяца, но что дальше? Он поставил себя во главу угла, во главе правления. Но он не объяснил своему народу, что им нужно самим, не дал им ничего, кроме труда.


-Ты о чём говоришь? – Уриен не понимал, откровенно не понимал мальчика, сидящего теперь с ним рядом на скамейке в садовой аллее.


-Смотри, - терпеливо объяснил Мелегант, - все процессы истории, все процессы мира осуществляются тремя основными путями: природой, страхом и идеей. Понимаешь?


-Нет, - честно признал Мори, поймав себя на том, что сидит с открытым ртом, глядя на Мелеганта. Граф поспешно привел себя в нормальный вид, но Мелегант не заметил реакции своего единственного друга.


-Хорошо! – Мелегант даже как-то обрадовался возможности поговорить с кем-то столь искренне и яростно. – Силы природы – это природные явления и внешние факторы. Например, болезнь, война или ураганный ветер. То есть, если вспыхнет эпидемия чумы, то, что случится?


-Смерти людей, - тупо глядя перед собой отозвался Уриен.


-Верно. Численность населения сократится, некому станет обрабатывать поле, придётся менять пропитание и так далее…сейчас мне неинтересно об этом рассказывать. Остаётся два метода запуска процесса – страх и идея. Страх – это когда за неявку на обработку поля тебя повесят. Крестьянин явится на работу, будет работать, но будет работать хуже. Потому что кроме страха им не движет ничего. Но страхом держать долго нельзя. Страх быстро становится тленом. Значит, нужно дать народу идею. Нужно объяснить им, что всё, что они делают сейчас – благотворно отразится на их потомках и тогда они будут выполнять свою работу много лучше. Они будут жить ожиданием. Вот, что нужно создавать – ожидание! Люди пресыщаются удовольствием, люди бегут от страха, а ожиданием они готовы жить, они рады предвкушать…


Уриен жалобно простонал что-то, не понимая, как ему реагировать в данной ситуации.


-Вот, например, яблоко висит, - Мелегант ткнул пальцем в раскидистые ветви яблони над скамейкой. – Видишь?


-Вижу, - Уриен совсем потерялся и неожиданно увлёкся словами. – Вижу, да.


-Ты любишь яблоки? – продолжал Мелегант, испытующе глядя на Уриена.


-Э…нет, не особенно. Ем, конечно, но не очень люблю, - отозвался Мори, не понимая вообще ничего, кроме того, что давно не чувствовал себя таким идиотом.


-Хочешь его сорвать и съесть? – спросил Мелегант, впиваясь взглядом в лицо своего друга. Он изучал его, изучал мысли и чувства, отражающиеся на лице графа.


-Не особенно, - ответил он, прислушиваясь к себе.


-Правда? – переспросил Мелегант. – Смотри, какие они красные, налились солнечным светом, душистые…чувствуешь медовый запах?


Уриен сделал вдох и в лёгкие его просочился незамеченный им прежде запах яблоневых ветвей и плодов.


-Представь, как хрустит яблоко, как брызжет сладкий неповторимый сок во рту, как нежная мякоть тает. Смотри, как играет солнце с листьями яблони. Видишь? Оно насыщает янтарным блеском. А если посмотреть на левый бок вон того плода, кажется. Оно такое душистое, такое медовое, что если провести по нему пальцем, останется след. А ты чувствуешь бархатную кожуру под своими пальцами?


Рот Уриена наполнился слюной. Запах яблоневых листьев мучил его, заставлял захотеть. Он уже чувствовал светлую мякоть фрукта, он уже слышал хруст…


-А теперь ты хочешь яблоко? – вкрадчиво спросил Мелегант, и перед Уриеном оказалось в руке наследного принца то самое яблоко, душистое, медовое…


Граф схватил плод, впился в него зубами. Половину он съел, радуясь медовому вкусу и наслаждаясь, а потом вдруг остановился, заметив насмешливый взгляд Мелеганта.


-Стоп…- граф отодвинул яблоко от себя. – Ты что…как?


-Я же сказал – ожидание! – торжествующе прыснул Мелегант, закрываясь рукавом. Он был доволен результатом. – Вместо яблока представь обрабатываемое поле, шахту или поле битвы – неважно.


-Тебе…девять лет! – с ужасом и восторгом прошептал Мори, поражённый произошедшим до глубины души. – Дьявольщина! Тебе девять! Как ты…


Мелегант только пожал плечами.


-Отцу следует тобой гордиться, - потрясённый всё ещё Мори обернулся на звук подъезжающих лошадей.


-Иногда я думаю, что он мне не отец, - серьёзно и тихо ответил Мелегант.


***


Когда Леодоган Кармелид предстал перед королём Артуром, его рыцарями и Гвиневрой, пришедшей на встречу с отцом в одеяниях скорби и внебрачной дочери отца, что была ей служанкой, он понял, что дело плохо.


Артур и Гвиневра, когда-то не сводившие друг с друга влюблённого взгляда, теперь даже не пересекались взглядами. Гвиневра обняла отца, и он увидел, что та удивительно бледна.


Лея склонилась в поклоне служанки, но Леодоган заметил, как блеснули тонкие девичьи слёзы в её глазах. Лея не могла броситься к нему так же, как бросилась Гвиневра, а ведь они были сёстрами. Хотя королева об этом не догадывалась.


-Леодоган! – Артур изобразил радость, - как я рад видеть дорого отца своей жены!


и за этой фразой открыто звучало пожелание Леодогану поскорее исполнить то, зачем он приехал, и исчезнуть. Кармелид успокоил короля, сказав, что приехал к дочери, соскучившись, а не по государственным делам. Артур потерял всякий интерес и отправился на охоту, из вежливости предложив Кармелиду поехать с ним.


Герцог отказался. Ему нужно было поговорить с Гвиневрой.


-Отец, что-то случилось? – Гвиневра пыталась держаться с достоинством перед взором отца, но чувство вины перед ним, перед королём, богом и всеми душило её, пригибало к земле сильнее.


Лея, скользнувшая следом за Гвиневрой в её покои, жестом выгнала всех остальных девушек-прислужниц, а сама замерла в углу, ожидая развязки.


-Ты что творишь? – прошипел Леодоган, сокращая расстояние между Гвиневрой и собой. – Ты что творишь, я тебя спрашиваю! Сгубить нас хочешь? Что за рыцарь?


Лея залилась краской. Она донесла…не подумала, побоялась. А может быть просто хотела оказаться в поле зрения отца, напомнить о себе…


Лея попыталась скрыться, но Гвиневра, боявшаяся остаться один на один с отцом, крикнула:


-Лея, останься!


Леодоган с перекошенным от ярости лицом обернулся и увидел внебрачную свою дочь. Но снова обернулся к Гвиневре – это было сейчас важнее.


-Ты понимаешь, что ты делаешь? Артур казнит тебя, если узнает!


-Пусть, - Гвиневра тряхнула головой, и Лее почудилось что-то от Морганы в этом гордо-надменном жесте. – Пусть казнит! Пусть, пусть! Я буду сама выбирать тех, кого люблю.


-Какое «люблю»? – взревел отец, наступая на дочь. Гвиневра обещала себе держаться, но не выдержала и отступила на шаг. – Какое «люблю», я к тебе обращаюсь, ты, дешёвка смазливая?!


Лея испуганно вжала голову в плечи. Говорить с королевой…можно ли так. Лея захотела броситься к королеве, к сестре, оторвать её от отца и куда-нибудь увести, в сад, к пруду - куда угодно! Туда, где можно плести венки, где можно петь песни свободных народов и не слышать ничего…


-Отец…- умоляюще прошептала Гвиневра, отодвигаясь ещё на шаг. – Я не могу без него. Не могу!


-Не можешь…- угрожающе повторил Леодоган. – А ты знаешь, что сестра Артура носит его ребёнка?


-Моргана? – ахнули одновременно и Гвиневра, и Лея. Лея, хоть и была служанкой и знала о беременности госпожи, но всерьёз полагала отцом Мелеганта или Уриена Мори, на худой конец. Но…


-Моргана! – передразнил Леодоган, схватил Гвиневру за плечи, тряхнул, - а ты, дрянь, пустая! Когда она ему родит наследника, он сможет тебя выкинуть отсюда! А если ещё узнает, что ты, тварь…


-Пусть! – яростно вырываясь, закричала Гвиневра. – Пусть узнает. Пусть монастырь, пусть смерть! Я не боюсь. Я уже не боюсь за себя.


-А за отца, стало быть, тоже не боишься? – Леодоган подтащил к себе за руку дочь, всё такую же хрупкую и слабую – Не боишься, маленькая ты…


-Прекратите! – Лея подбежала к Гвиневре с другой стороны и потянула на свою сторону. – Она королева!


-А я её отец! – Леодоган толкнул Лею в грудь, и она упала на пол. Гвиневра вскрикнула:


-Не трогай её! Лея, уходи! Отец…


Леодоган сжал её ещё сильнее, схватил за волосы на затылке и потянул вниз, заставляя голову Гвиневры отклониться.


-Слушай меня внимательно, неблагодарная ты тварь! Я вырастил тебя, я дал тебе жизнь и ты покорна мне. Поняла?


Он тряхнул её сильнее за волосы и Гвиневра пискнула. Лея, дрожа всем телом, отползла подальше и наткнулась взглядом на тяжёлый бронзовый подсвечник на низком столике с цветами…


-Ты должна родить ребёнка. Хоть от того проходимца-рыцаря, хоть от короля. Но должна. Поняла? Поняла, низкопробная дворовая девка?


-А вы разбираетесь в пробах дворовых девок, отец! – Гвиневра захрипела. Но нашла в себе силы для ответа.


Леодоган швырнул королеву в угол, она влетела в гору цветастых подушек, разметав их своим телом. Кармелида трясло от бешенства. Виданное ли дело – его дочь вышла из-под контроля.


-Я научу тебя хорошим манерам! – пообещал он, вытаскивая из плаща тонкую ленту из чёрной грубой кожи. Он сложил её в два раза, направился к дочери, что пыталась подняться, но не могла – подушек вокруг было слишком много.


-Не подходи! – фурией завизжала Лея, оказываясь между отцом и сестрой, причём, последняя даже об этом не знала. – Не подходи к ней! Не трогай!


Она горела яростью. В руках служанки дрожал бронзовый подсвечник, он всем своим видом демонстрировала готовность ударить отца, если придётся.


-Рассадник неблагодарных тварей! – рявкнул Кармелид, профессионально отточенным ударом выбивая из рук Леи подсвечник. Схватил её саму за руку, заломил за спину и швырнул под ноги.


С громким криком Лея упала на пол, но попробовала ещё раз остановить Леодогана, извернувшись, укусила его за руку, за что получила звонкую оплеуху.


-Лея! – Гвиневра вскочила, наконец, - отец, остановитесь! Не трогайте её! Она не виновата! Лея, прочь!


Гвиневра увидела, что от оплеухи Лея не приходит в себя. Что-то неуверенно пытается сделать, но не может подняться, лишь как-то беспомощно скребёт ногтями по полу…


Королева бросилась к противоположному углу, и опрокинула под ноги кресло из резного дуба. Смешная и слабая попытка защиты.


-Иди сюда! – приказал Леодоган, хлестанув по комоду, к которому прижалась Гвиневра кожаным хлыстом.


Девушка пригнула голову и удар просвистел над нею. Однако уже следующий зацепил по спине. Леодоган наступил на кресло и дотянулся до дочери.


Гвиневра обещала себе не кричать. Когда удар настиг её по спине, и треснуло жалобно платье, королева сдержала своё слово. Несмотря на боль, она сжала зубы, и только замычала от боли, закрыла лицо руками.


***


Уриен Мори шёл по коридору королевского замка. Он снова вспоминал своё детство, вспоминал об отце и матери, о Багдамаге и Мелеганте. Именно в эти минуты «коридорных прогулок» граф был честен сам с собою. Он вспоминал, он уходил от реальности.


Но в этот день ему было на душе как-то гадко. Морганы не было, Мерлин тоже не появлялся, Ланселот – предмет шуток для Уриена, тоже отсутствовал, ещё и приезд Леодогана…чего уж скрывать – Уриен его ненавидел всем сердцем. Хотя бы из-за того, что был предан Мелеганту. Очень сильно предан. Ведь граф внял просьбе принца и шпионил за королём Артуром, это шло вразрез с рыцарской честью.


А Леодоган не имел ни кумиров, ни заветов, ни запретов. Ничего не имел, кроме алчности, жажды наживы и властолюбия. Причём держать власть не умел – в его землях за последний год было четыре восстания, при условии того, что в землях де Горр последнее было одиннадцать лет назад, ещё при Багдамаге.


Наверное, многое влияло на мысли Уриена, но так или иначе, но он вспоминал один из самых мрачных периодов жизни.


Этот вечер был почти десять лет назад. Уриен Мори приехал уже к Мелеганту, который оставался для него очень близким и странно родственным чем-то неуловимым, другом. Для Мелеганта же этот период был очень тяжёл и он радовался приезду единственного своего друга. Дело в том, что Мерлин оставил обучение наследного принца, из-за чего отец не переставал издеваться над сыном, объявляя с тяжёлым вздохом, что друид отчаялся обучить его хоть чему-нибудь.


Но это было неправдой. Мерлин регулярно рассказывал Багдамагу об успехах Мелеганта, и чем блистательнее был успех, тем больше друид хмурился и серьёзнел – у Мелеганта было не только желание самоутвердиться, заполучить любовь отца, но и была сила – ресурс для этого. А ещё – очень гибкий и жестокий ум. Мерлин начинал переживать всерьёз. Он привязался к мальчику и боялся увидеть его в чудовищном свете. Вдобавок, король Утер серьёзно заболел…


Проще говоря, всё было ужасно неловко и катастрофично. Мерлин оставил Мелеганта и тот воспринял это предательством. Ещё и Багдамаг старался уязвить мальчишку.


В тот вечер должен был состояться родственный ужин – Мелегант, Багдамаг и Уриен Мори. Но Уриен опоздал!


О, как позже он корил себя за то, что не явился вовремя, увлекшись молоденькой помощницей кухарки - Агатой – забавной и озорной девушкой с видными формами и весёлым нравом.


Ворвавшись, наконец, в залу, Уриен поперхнулся заготовленными словами извинения, увидев склонённого к телу отца Мелеганта.


-Мелегант? – позвал Уриен, закрывая за собою дверь. Почему-то он понял, что стражу пока звать не надо…


-Здравствуй, Уриен, - ровно и безжизненно отозвался Мелегант, склоняясь ниже к отцу. – А я вот... папу убил.


Уриен медленно сполз рядом и не увидел на безмятежном, словно бы уснувшем лике следов боли, не увидел крови на его теле, ножей…ничего не было.


-Что? – тупо переспросил Уриен, не осознавая сказанное Мелегантом. – Ты…что?


-Убил…- Мелегант поднял к другу глаза, полные слёз, блеснувших серебряных светом. – Мы поссорились. Я пожелал, чтобы он умер. Сильно пожелал.


Уриен знал, что Мелегант обладает магической силой. Честно говоря, наблюдая за Багдамагом, он вообще удивлялся, как тот ещё жив с таким-то сыном. Но судьба расставила всё на места, развела по нужным сторонам.


-Ты не виноват, - Уриен обнял друга за плечи, стараясь не встречаться с ним взглядом. Он, в самом деле, не винил его, оправдывал и готов был оправдывать до бесконечности.


-Не надо, - Мелегант отбросил руку Уриена. – Я виноват. Это мой крест. Не твой. Я убил своего отца. Отцеубийцы попадают в ад.


-Лично я вижу, что он скончался от сердечного удара, - нашёлся граф.


Далее были похороны и разрываемое болью лицо Мелеганта над гробом отца. Никто, кроме Уриена не знал истинной причины смерти Багдамага. Граф озаботился тем, чтобы ему дали допуск к бумагам о положении дел в землях де Горра, чтобы поддержать Мелеганта. Уриен прекрасно помнил, как оказался беспомощен перед всей системой земель, но…


Чем больше граф изучал бумаги, тем больше понимал, что вмешательство и не требуется. Собранное сходилось с проданным и розданным. Почти ничего не выбивалось – были мелкие нестыковки, но это всё списывалось на внешние факторы плохой погоды, крыс, разливы рек и прочее…


-Удивлён? – спросил Мелегант, застав своего друга за бумагами.


Граф подскочил:


-Ох…это ты! Прости, я думал, что пока ты придёшь в себя, помочь. я…


-Не объясняй, - жестом остановил его Мелегант и сел в кресло напротив. – У властителей нет времени для скорби. Я буду существовать для своего народа, для своих земель. Со своими демонами и муками я разберусь сам. Народ важнее.


Уриен медленно кивнул и снова вгляделся в бумаги:


-Если честно, я действительно удивлён. Всё так…


-У нас наказывают за растраты, воровство и недосмотр, - усмехнулся Мелегант и Мори не узнал более того мальчишки из аллеи.


-У нас тоже! – горячо заверил граф. – Однако…


-У вас – плети и на худой конец, виселицы, - напомнил Мелегант, разваливаясь в кресле с удобством.


-А у вас? – холодея, спросил Мори, чувствуя, что не очень хочет знать ответ.


-У нас по-всякому, - просто отозвался принц де Горр. – Бывает – отрубают руку…кому-нибудь из семьи вора, не ему, заметь! Бывает, колесование, заточение в яме, замуровка…


-Это жестоко! – выдохнул Уриен, во все глаза глядя на Мелеганта.


Он пожал плечами:


-Мой друг, правитель старается для своего народа. Не для своего блага. Но народ этого не понимает порою. Он крадёт у себя, он у себя же отнимает хлеб и воду. Нужен ли такой народ? Для него не будет счастья до тех пор, пока он живёт воровством и растрачивает, недосматривает и вредит. На некоторые просчёты можно закрыть глаза. Есть люди, которым можно немного позволить, но до тех пор, пока они полезны – после – в расход. Эти люди не будут верны, понимаешь? они ищут место потеплее, предают принципы и заповеди.


-А если по ошибке…


-Семьям, потерявшим кого-то, пойманного на преступлении, выплачивается что-то вроде ежемесячных сумм, из расчёта – сколько бы он получал живым. А ошибки…бывают, да. Но редко. Очень редко. И если честно, я думаю, что лучше пусть умрёт один невинный, чем окажется, что он виновен и его примеру последует ещё пятеро, решив, что воровать и растрачивать можно.


Уриен вынырнул из своих воспоминаний. Ему почудился женский вскрик из покоев…королевы? Он прислушался, услышал грохот, и приглушённый стон…что же происходит? Вмешаться или нет?


С одной стороны – королева, нельзя врываться. С другой…Леодоган хотел поговорить с дочерью. Вряд ли разговор, судя по лицу герцога, предполагался приятный.


Уриен решился. Постучал в дверь и почти сразу же толкнул её. И обомлел


В комнате царил разгром. Леодоган хлестал кожаным хлыстом что-то, облачённое светлые одежды, дрожащее. Лея – служанка королевы лежала на полу, распластанная. Она ещё раз бросилась на защиту сестры и даже ударила Леодогана лёгким заклинанием, из тех, что были разрешены ей в отсутствие Морганы, но Кармелид схватил её за голову и приложил об стол, после чего девушка сползла без чувств.


Гвиневра не кричала. Ей было больно. По губам её бежала кровь, от закусывания, от сдерживаемого крика, ногти впивались до глубоких следов в ладони. Но она не кричала. Она


обещала себе вынести боль достойно. Обещала остаться верной себе, доказать, что она ещё на что-то годится, кроме предательств…


-Леодоган! – закричал Мори, бросаясь к герцогу. Кровь хлынула к лицу, жаром объяла тело. – Прекратите! Немедленно!


Что бы эти девушки ни сделали, они не заслуживали такого обращения. От отца, от рыцаря ли – ни от кого не заслуживали!


-Леодоган! – Уриен ударил в живот герцога и тот сложился пополам. Граф вырвал кожаную полоску-хлыст и отшвырнул в сторону. Тело королевы – при ближайшем рассмотрении оказалось, что это была действительно она, дрожало, ожидая нового удара.


-Прочь! – зашипел Уриен, поднимая за шею герцога, и, не удержавшись, пнул его в направлении открытого коридора.


Герцог влетел в противоположную двери стену коридора и сполз по ней.


-Так тоже неплохо, - признал Уриен, который хотел добавить пару ударов, но так как Леодоган был без чувств – не стал бить сражённого и захлопнул дверь в покои Гвиневры.


Уриен Мори обернулся в комнату и увидел, что на коленях, всё ещё дрожа, над Леей склонилась Гвиневра. Волосы закрывали её залитое слезами лицо и окровавленные губы. Она не знала, как быть с Уриеном…что сказать? Что сделать?


Лея слабо зашевелилась и села, держась за голову, Уриена она увидела сразу.


-Бедная моя…- прошептала Гвиневра, обнимая служанку. – Прости меня. Я не должна была тебя оставлять.


-Остаться с королевой, - слабо вымолвила Лея, - это долг…служанки.


-Лея…


-Вы меня, извините, королева, - подал голос Уриен, понимая, что сейчас нервное напряжение перейдёт в истерический плач, - простите, но у вас платье…кхм.


Несколько лоскутов с плеча и спины висели на Гвиневре, обнажая частично её кожу, покрасневшую от ударов. Гвиневра спешно поправила лоскуты, и, не вставая с колен, обратила к Уриену руку:


-Вы спасли Лею и меня…- она запнулась. Закрылась волосами. Но Уриен угадал её мысли:


-Я не расскажу об этом, не переживайте. Ни король, ни рыцари не узнают об этом!


Гвиневра, придерживая расходящееся платье, встала, поддерживаемая Леей, поклонилась графу, попыталась улыбнуться, но не смогла.


-Я благодарю вас, граф…- еле слышно прошептала она. – Благодарю вас. Вы – храбрейший рыцарь. Вы благородно поступили. Хоть и не должны были…мой отец…что он сделает с вами! О, боже мой!


Ужас исказил её лицо. Лея приобняла королеву, помогая ей удержаться на ногах.

-Ваше величество, - усмехнулся Уриен, - тайна за тайну. Я скажу только лишь, что пойдя против меня, ваш отец встретит врага не только в моём лице.


Она взглянула на него, задумчиво…кажется, поняла, кивнула.


-Что я могу сделать для вас, рыцарь? Я навсегда ваш друг, я всегда буду на вашей стороне! Чем мне благодарить вас?


-Не зарекайтесь, королева. Я могу оказаться подлецом, - Уриен скрестил руки на груди, глядя на её бледное лицо, дрожащие губы. – Но сейчас вы можете сделать для меня две вещи.


-Какие же? – спросила Гвиневра порывисто. Лея предупреждающе взглянула на графа.


-Во-первых, - начал Мори, - помогите мне доказать Моргане, что я люблю её. Мне наплевать, что она беременна и от кого, впрочем, тоже…


Гвиневра усмехнулась, как-то криво и горько, но ничего не сказала.


-Она нужна мне, – закончил рыцарь. Гвиневра кивнула:


-Я обещаю вам это.


-А во-вторых, - продолжил Мори, ободряюще улыбаясь, - будьте счастливы, ваше величество.


Гвиневра кивнула, отводя взгляд от рыцаря и он, простившись с королевой сердечно, ушёл. Леодогана уже не было в коридоре.


-Я никогда не буду счастлива, - промолвила Гвиневра в сторону закрытой двери. – Простите, рыцарь. Я уже не буду счастлива. Счастье было дано мне ненадолго, и я всё испортила, когда посмела влюбиться. Я уже не буду счастлива, рыцарь. Простите, простите, простите меня!